Рекс Стаут - Скверно для дела [= Плохо для бизнеса]
— Да.
— Тингли оставался в офисе один?
— Да.
— Говорил ли он что-нибудь вам о том, что ждет какого-то посетителя или посетителей?
— Нет, не говорил.
— Он не упоминал о том, что звонил мисс Дункан и просил ее приехать к нему?
— Нет, не упоминал.
— Не могли бы вы мне точно передать то, что он вам сказал перед вашим уходом?..
Его вопрос был прерван приходом женщины, пожалуй, вдвое моложе, чем мисс Ятс, и одетой в рабочий халат. Она не шла, а семенила с выражением непоправимого несчастья на лице, и даже ее походка говорила о том, что произошло нечто ужасное. Фокс знал, что это Кэрри Марфи; она была из той пятерки людей, которым он звонил тогда среди ночи, но сейчас, нимало не смущаясь его присутствием, женщина выпалила мисс Ятс:
— Мистер Фрай говорит, что смесь в третьем чане слишком густая, и он собирается добавить туда масла.
Мисс Ятс сорвалась со стула и пулей вылетела из комнаты, по пятам преследуемая Кэрри Марфи.
Глава 6
Оставшись один, Фокс осмотрел двухфунтовую гирьку, стоявшую среди прочих на небольшой полке над весами, и, убедившись, что она действительно отличается от той, которую нашел на полу в офисе Тингли, он покинул комнату для изготовления приправ и решил на обратном пути пройтись по зданию. Не заметив особых признаков скорби на лицах девушки и женщин, сидящих на своих рабочих местах за длинными столами и различными приспособлениями, Фокс после того, как сам встретился с еще живым Тингли, ничуть этому не удивился. Когда детектив проходил мимо, то ловил на себе любопытные взгляды работниц, в которых можно было прочесть страх и беспокойство, а также предвкушение особого интереса к ним со стороны друзей и знакомых, которые работали там, где нет никаких шансов оказаться когда-нибудь в центре внимания выпусков новостей или вообще попасть на страницы газет.
От его глаз не ускользнула небольшая сценка в дальнем конце цеха, где мисс Ятс вместе с Кэрри Мэрфи наседала на все еще сопротивляющегося, но явно терпящего поражение Сола Фрая. Фокс удостоил их мимолетного смешка и отправился дальше.
Пройдя через длинную узкую раздевалку, Фокс оказался в коридоре, куда еще выходили двери. Последняя из них, справа, была закрыта. Он повернул ручку двери, открыл ее и вошел. Широкоплечий детина бросился ему навстречу с сердитым криком:
— Эй, какого черта!..
— Меня зовут Текумсе Фокс!
— Мне плевать на то, какое у тебя имя! Вон отсюда!
Фокс явно не торопился выполнять приказание. Стоя на пороге, он обратился к детине со свойственной ему вежливостью, хотя и не без иронии:
— Я склонен был думать, что, сидя здесь взаперти, вы скорее должны обрадоваться любому, кто вторгается сюда, хотя бы ради того, чтобы немного отвлечься.
Другой мужчина, сидевший в кресле Артура Тингли и водрузивший ноги на его стол, подстелив под них газету, прорычал:
— О'кей, тогда двигай и купи нам коврик для ног с вышитым на нем приветствием, и мы его положим под дверью! Проваливай!
— Я просто думал сократить путь, пройдя через эту комнату к выходу.
— Так тебе помочь?
— Нет, благодарю! — Фокс отступил на шаг. — По правде говоря, меня, как пчелу к цветку, так и тянет сюда, в эту комнату, которую обыскал убийца. А что, если он не нашел того, чего хотел? Готов пожертвовать в вашу пользу «Лакомства Тингли» под номером 34, чтобы побыть здесь часок одному. Мне кажется, вам не мешает размяться. — Фокс про себя отметил, что журналы вновь лежали на полке, а пальто Тингли висело на вешалке.
— Ему нужна помощь, чтобы найти выход, — сказал мужчина за столом. — Помоги ему!
Детина двинулся вперед. Фокс с изумительной живостью выскочил в коридор и захлопнул за собой дверь.
Затем он попробовал другую дверь, напротив, и оказался в средних размеров комнате, все стены которой были заставлены ветхими канцелярскими шкафами и увешаны книжными полками. Молодая женщина с веснушками и на удивление красивыми ногами складывала бумаги, а мужчина, который вполне мог сойти за брата того, другого, с больными глазами, за окошком в приемной, клевал носом за столом. Фокс представился им весьма приятным голосом, сказав, что он детектив, и проследовал дальше. Ему пришлось вторгнуться еще в четыре комнаты, открыть и закрыть пять дверей, прежде чем нашел женщину, которую искал. Она взирала на Фокса с испуганным и враждебным выражением, сидя за столом с пишущей машинкой, где ей явно нечего было делать, а припухшие глаза и покрасневший курносый нос наводили его на подозрение, что она испытывает скорбь или из-за чего-то переживает.
— Доброе утро! — улыбнулся он и спросил сочувствующе: — Вы плакали?
Берлина Пилт, которая вот уже шестнадцать лет копила в себе негодование на то, что ее называют служащей вместо секретарши, шмыгнула носом, вытащила платочек и высморкалась без всякого смущения.
— Я занята, — объявила она наконец.
— В подобных обстоятельствах даже хорошо, если есть чем заняться, — это отвлекает, — заметил Фокс, придвигая к ней стул.
Он оставался около секретарши около получаса, но почти ничего не добился, хотя и показал записку, которой его вооружила мисс Дункан. Мисс Пилт выразила свое восхищение Эйми, которая, по ее словам, за время своего короткого пребывания у Тингли проявила независимость и гордый нрав, а также свою щедрость по отношению к работнице, попавшей в беду; но тем не менее мисс Пилт вела себя крайне осторожно, когда отвечала на вопросы Фокса. Она все сводила к одному, что ее служебное помещение отделено от офиса хозяина двойной перегородкой, что она не любительница подслушивать и поэтому ровным счетом ничего не знает о конфиденциальных делах Тингли, как личных, так и служебных. Ничего особо примечательного не могла или не желала она поведать и об истинном положении дел, связанных с Филом, его приемном сыном, или о враждебном отношении кого-либо к Эйми Дункан, которое могло бы пролить свет на то, как ее отпечатки пальцев появились на ручке ножа, или о том — имеет ли убийство ее босса какое-то отношение к делам с хинином.
Однако она снабдила Фокса некоторыми сведениями, которые тот счел нужным записать. Во-первых, о том, что она ушла с работы, как обычно, в самом начале шестого, подземкой добралась до дома на Бронксе и весь вечер никуда не выходила. Во-вторых, ее припухшие глаза и покрасневший нос — следствие того, что она плакала. Ей действительно жаль Артура Тингли, и она скорбит о его трагической смерти, но слезы были вызваны другой причиной: дело в том, что мистер Фрай и мисс Ятс не любят ее, а она — их, и, возможно, скоро по этой причине останется без работы, а найти другую в ее возрасте не так-то просто. В-третьих, единственными посетителями Тингли во вторник, отличными от обычных дилеров и торговых агентов, были: мистер Браун, высокий, хорошо одетый мужчина, которого мисс Пилт никогда прежде не видела, — он появился утром, чуть позже десяти, и пробыл около часа, — и сам Фокс, который явился около одиннадцати. Судя по описанию, именно мистера Брауна он видел, когда находился в приемной, а тот направлялся к выходу. В-четвертых, вскоре после того, как Тингли вернулся с ленча, он просил мисс Пилт оставить сообщение в приемной о том, что желает видеть Фила, когда тот появится с отчетом за день; и она видела, как Фил вошел к отцу в офис сразу после пяти, в то время, когда она уже уходила. Сам факт вызова Фила, по ее мнению, является хотя и необычным, но вовсе не из ряда вон выходящим событием.
Фокс позвонил от мисс Пилт в больницу на Ист-Энд, и, услышав, видимо, если судить по выражению лица, нечто такое, что его встревожило и привело в раздражение, он покинул мисс Пилт, оставив ее за пустым письменным столом с пишущей машинкой, в которую даже не была заправлена бумага. На обратном пути он попытал счастья со стариком за окошком приемной, но вскоре убедился, что если тот и располагает какими-то сведениями, то вырвать из него их можно только под пыткой.
Фокс поехал на восток, к Пятой авеню, затем в верхнюю часть города и с большим трудом, после долгих маневров припарковав свою машину на Сорок первой улице, отправился в бар, который знал, где заказал три сандвича с ветчиной и три чашки кофе. Затем, не торопясь и выкурив сигарету, вышел на тротуар, где постоял некоторое время, разглядывая прохожих. Покончив с этим, Фокс свернул за угол, ко входу в весьма «скромную» контору, ибо здание, в котором она размещалась, по высоте превышало Великую пирамиду всего на шестьдесят футов, вошел в подъезд и поднялся в лифте на тринадцатый этаж, где вошел в дверь с надписью: «Нэт Коллинз — адвокат» и учтиво приветствовал женщину с настороженными глазами и резкими чертами лица, называя ее мисс Лэйрэби.
Она сказала, что его ожидают, и Фокс прошел через двойные двери в обширный кабинет с двумя большими окнами на каждой стороне. Оценка этого помещения зависела от того, с какой точки зрения его рассматривать. Если ограничиться пристальным взглядом на картины Ван-Гога, развешанные по стенам числом пять, все хорошие, а одна известная, то можно было подумать, что вы попали в небольшую картинную галерею; если судить по коврам и обстановке, то напрашивался вывод, что вы оказались в роскошном, кричаще обставленном офисе; и меньше всего при виде крупного, пышущего здоровьем человека, восседающего за огромным, украшенным резьбой письменным столом, вы бы подумали, что находитесь в кабинете одного из трех самых блестящих адвокатов по уголовным делам Нью-Йорка.
